И В.И. Ленин в 1919 г.

ЛЕНИН (Ульянов) Владимир Ильич (1870-1924). Профессиональный революционер, руководитель Октябрьского вооруженного переворота в Петрограде (1917) и первый глава Советского государства. Теоретик коммунизма; его модификация традиционной доктрины марксизма стала называться марксизм-ленинизм. Родился в Симбирске. Отец - Илья Николаевич Ульянов, действительный статский советник, директор народных училищ Симбирской губернии. Мать - Мария Александровна Бланк, домохозяйка.

После Февральской революции 3 (16) апреля 1917 г. Ленин приехал в Петроград из Швейцарии в «пломбированном» вагоне. Организовали переезд Ленина и его соратников через территорию Германии, находящуюся тогда в состоянии войны с Россией, швейцарский социалист Ф. Платтен 1) и немецкий социал-демократ Парвус. В российских газетах Ленина называли «германским шпионом». В обстановке антибольшевистской кампании в буржуазной прессе Сталин пытался убедить председателя ВЦИК Н.С. Чхеидзе 2) принять срочные меры и воспрепятствовать публикации материалов, будто Ленин получал финансовую помощь от германского Генштаба (Политические деятели России. 1917. М., 1993. С. 304). После победы Октябрьской революции на II Всероссийском съезде Советов Ленин был избран председателем Совнаркома. В марте 1919 г. он стал инициатором создания Коммунистического Интернационала.

В.И.Ленин работы Ю.К.Арцыбушева

В 1922 г. Ленин тяжело заболел. Его последним выступлением была речь 20 ноября 1922 г. на пленуме Моссовета. 21 января 1924 г. он скончался в п. Горки под Москвой.

Физическим выражением бессмертия Вождя стал мавзолей, в который поместили забальзамированное тело Ленина. 3) Историки обычно называют инициатором превращения организатора Октябрьского переворота в «мощи» Сталина. Он действительно горячо поддержал идею строительства мавзолея, но инициатором бальзамирования Ленина был один из старейших большевиков Л. Красин, последователь идей Н. Федорова (1828-1903). Удивительная философия «общего дела» Н. Федорова, сочетавшая горячую веру в Бога и убеждение в беспредельных возможностях науки, утверждала возможность - в результате объединения всего человечества - физического воскрешения предков («отцов»). «Я убежден, - говорил Красин, - что придет время, когда освобожденное человечество... будет способно воскрешать великие исторические фигуры...» (Ольминский М. Критические статьи и заметки // Пролетарская революция. 1931. № 1. С. 149-195) . Красин в 1924 г. был назначен членом исполнительной тройки комиссии по похоронам Ленина. Американский историк Н. Тумаркин указывает на влияние, которое могло оказать на решение построить мавзолей и забальзамировать тело Ленина открытие в 1922 г. гроба Тутанхамона (Tumarkin N. Lenin Lives! The Lenin Cult in Soviet Russia. Harvard, 1983; Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. М., 1994. С. 78 ).

Ленин лично познакомился со Сталиным в декабре 1905 г. на 1-й конференции РСДРП в Таммерфорсе (Россия, княжество Финляндское), однако вплоть до весны 1912 г. не выделял его из среды многих сотен партийных работников. Только после кооптации Сталина на Пражской конференции в состав ЦК и Русского бюро усиливаются контакты между ними, и лишь после Февральской революции Сталин становится более или менее известен всей партии. До весны 1917 г. они редко встречались, так как Ленин в основном жил в эмиграции. До 1922 г. между ними были нормальные рабочие отношения, хотя неоднократно возникали разногласия, в частности, по вопросам монополии внешней торговли и образования СССР. Взаимоотношения резко ухудшились в конце 1922 г., как считают, из-за конфликта Сталина с тогдашним руководством Грузии (так называемое «Грузинское дело», см. Мдивани Б.) и инцидента с Н.К. Крупской.

После смерти Ленина миф об отношениях Сталина и Ленина претерпел несколько превращений: сначала Сталин был одним из многих соратников Ленина, затем стал его ближайшим учеником и сподвижником, потом верным продолжателем его дела - и тогда революция получила двух вождей. В конце концов Ленин стал не нужен, и Великий Сталин остался один.

Публикация различных материалов о Ленине с начала 30-х годов начинает сворачиваться, а с 1936 г. (после постановления о романе М. Шагинян «Семья Ульяновых») и вовсе останавливается. Однако сам Сталин никогда и нигде, ни печатно, ни устно, не высказывался против Ленина (поступая, естественно, по-своему и даже издеваясь над ним, по словам Н. Хрущева, в близком кругу) (Без ретуши. Т. 1., Л., 1991. С. 122).

В декабре 1922 - марте 1923 г. Ленин продиктовал ряд важнейших статей и документов, в том числе «Письмо к съезду», которое обычно называют «Завещанием Ленина». Ставя вопрос о руководстве партией в случае своей смерти, он давал характеристики лидерам ВКП(б). С начала 30-х годов, т. е. со времени окончательного установления сталинского самовластья, и до 1956 г. этот документ тщательно скрывался от партии и народа. Обнаружение его при обысках в период культа Сталина квалифицировалось как «хранение и распространение троцкистской литературы». В этом письме-завещании Ленин дал самый четкий

и выразительный эскиз генсека, наиболее приближенный, как оказалось, к адекватному портрету Сталина. Он писал: «...я думаю, что основным в вопросе устойчивости (партии. - Сост.) ...являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК от 50 до 100 человек.

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно».

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого поста и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от товарища Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение» (Ленин В.И. ПСС. М., 1958-1965. Т. 45. С. 344-346).

Рисунок, тушь, листок блокнота. Надпись рукой Бухарина Н.И.:
«В.И. Ульянов (Ленин). Т[овари]щу Ворошилову»;
надпись рукой неизвестного: «31/III–27 г.»;
надпись на обороте листа рукой Бухарина Н.И.: "Бухарчик, 30/III–27 г.»
РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 168. Л. 125.
Рисунок с сайта http://www.idf.ru/ - Шаржи Бухарина.

По самым осторожным подсчетам, Ленин написал Сталину примерно 150 писем, записок и телеграмм. Свыше 100 из них опубликованы, более сорока до сих пор не разысканы (сохранились расписки Сталина в их получении). Из всех известных ленинских писем Сталину только четыре относятся к дореволюционному периоду. Писем Сталина к Ленину опубликовано в тринадцати томах его сочинений немногим более десяти, причем все они относятся к послереволюционному периоду. «У нас нет доказательств прямой фальсификации этой переписки, но качество и степень полноты ее публикаций, осуществленных до 1953 г., произвольные купюры в текстах, тенденциозные комментарии, сокрытие многих писем Сталина, Сталину или о Сталине граничат с фальсификацией» (Дейч Г.М. Ленинские эскизы к портретам друзей и противников. Л., 1990. С. 171).

Летом 1920 г. с полной очевидностью выявились расхождения между Лениным и Сталиным по национальному и колониальному вопросам. В письме Сталина Ленину от 12 июня содержится ряд ошибочных суждений, в частности, по вопросу о федерации Советских республик. Эти ошибки позднее легли в основу сталинской идеи об «автономизации», выдвинутой в 1922 г. и подвергнутой резкой критике в работе Ленина «К вопросу о национальностях или об „автономизации"».

Смерть Ленина нанесла еще один непредвиденный удар по ленинской партии. В марте 1922 г. вождь настоятельно советовал Сталину, Зиновьеву и Молотову не раздувать партию, сохранить ее подлинно пролетарский состав из промышленных рабочих на уровне 300-400 тысяч человек. Но преемники решили иначе: три «ленинских призыва» (1924, 1925, 1930) и один «октябрьский» (1927), когда в партию принимали едва ли не целыми заводами и фабриками, к 1930 г. увеличили ленинский норматив в четыре раза - до 1.674.910. Один из свидетелей этого безудержного роста писал, что в партию ринулись «людишки, пришедшие к новому делу от бильярда, а не от станка». Ленинская гвардия утонула в океане политнеграмотных. Уже к 1930 г. она составляла менее одного процента членов партии (Известия. 1989. 10 марта).

Примечания

1) Ф. Платтен (1883-1942) - швейцарский социалист, затем коммунист, один из создателей Коммунистической партии Швейцарии. Спас жизнь Ленина во время покушения на него в Петрограде (1918). Репрессирован, реабилитирован посмертно.

2) Н.С. Чхеидзе (1864-1926) - один из лидеров меньшевизма. В 1917 г. - председатель Петроградского Совета ВЦИК. Эмигрант. Покончил жизнь самоубийством во Франции.

3) Утром 22 января 1924 г. А.И. Абрикосов и Б.И. Збарский забальзамировали тело Ленина, чтобы как можно больше делегаций трудящихся, в том числе и зарубежных, могли проститься с вождем до похорон. ЦК РКП(б) и комиссия по похоронам получила более тысячи телеграмм и писем, в которых народ просил: отложить похороны, сохранить тело Ленина. «Необходимо, - писали рабочие и инженеры Путиловского завода, - чтобы Ильич физически остался с нами и чтобы его можно было видеть необъятным массам трудящихся». Выполняя волю народа, II съезд Советов СССР на траурном заседании 26 января 1924 г. утвердил постановление ЦИК СССР о сооружении склепа, доступного для посещения, где помещался бы гроб с телом Ленина (Абрамов А. У Кремлевской стены. М., 1978).

Использованы материалы кн.: Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. Санкт-Петербург, 2000

В развернувшейся после смерти В.И.Ленина внутрипартийной борьбе одним из ее элементов стали вопросы истории вообще и отношения участников этой борьбы с покойным вождем партии.

Начал это Л.Д.Троцкий в "Уроках Октября" - противопоставив такую тактику тактике административного наступления, которую осуществляла группа И.В.Сталина (в которую тогда входили его будущие союзники Зиновьев и Каменев).

Затем Зиновьев и Каменев подняли тему отношений Ленина и Сталина - ссылаясаь на последние, в том числе и личные письма Ленина (т.н. комплекс работ, вошедший в историю под названием "Завещание Ленина") - после того, как сами выпали из руководящей группы Партии, на что руководящая группа и среагировала.

Здесь без комментариев два документа - в которых сестра Ленина, Мария Ильинична Ульянова, касается этих вопросов. Публикаторы первого письма пишут, что оно было написано под диктовку Бухарина, который был тогда союзником Сталина, приводя в подтверждение этого черновик за подписью Бухарина.

Я все-таки был бы более осторожен насчет "под диктовку". Мария Ильинична была не тем человеком, которой кто-то мог диктовать.


«В ПРЕЗИДИУМ ОБЪЕДИНЕННОГО ПЛЕНУМА ЦК и ЦКК.

Оппозиционное меньшинство ЦК ведет за последнее время систематические нападки на т. Сталина, не останавливаясь даже перед утверждением о якобы разрыве Ленина со Сталиным в последние месяцы жизни В. И. В целях восстановления истины я считаю своей обязанностью сообщить товарищам в кратких словах об отношении Ленина к Сталину за период болезни В. И. *, когда я была неотлучно при нем и выполняла ряд его поручений.

В. И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В. И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г., В. И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.

Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичем речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел. Это т. Зиновьев хорошо знает и ссылаться на него было совершенно напрасно. Произошел этот инцидент благодаря тому, что Сталин, которому по требованию врачей было поручено Пленумом ЦК следить за тем, чтобы Ильичу в этот тяжелый период болезни не сообщали политических новостей, чтобы не взволновать его и не ухудшить его положения, отчитал его семейных за передачу такого рода новостей. Ильич, который случайно узнал об этом, - а такого рода режим оберегания его вообще всегда волновал, - в свою очередь отчитал Сталина. Т. Сталин извинился и этим инцидент был исчерпан. Нечего и говорить, что если бы Ильич не был в то время, как я указала, в очень тяжелом состоянии, он иначе реагировал бы на этот инцидент. Документы по поводу этого инцидента имеются и я могу по первому требованию ЦК предъявить их.

Я утверждаю таким образом, что все толки оппозиции об отношении В. И. к Сталину, совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими.

М. Ульянова.

* Я не буду касаться здесь времени, предшествующего его болезни, относительно которого у меня есть ряд доказательств проявления самого трогательного отношения В. И. к Сталину, о чем члены ЦК знают не менее меня".

ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 246, вып. IV, л. 104 — «Известия ЦК КПСС» 1989, № 12.

В личном архиве Ульяновой был обнаружен другой документ, который касается этого же вопроса - отношения Ленина и Сталина.

К сожалению, я не встретил датировку этого документа, но сама М.И.Ульянова умерла в 1937 году. Публикторы считали, что это часть неопубликованных воспоминаний о Ленине. Характерно, что данный документ не был уничтожен после смерти Марии Ильиничны, как можно было было бы предполагать из общепринятых (то есть либеральных) оценок той эпохи.

«В своем заявлении на пленуме ЦК я написала, что В. И. ценил Сталина. Это, конечно, верно. Сталин - крупный работник, хороший организатор. Но несомненно и то, что в этом заявлении я не сказала всей правды о том, как В. И. относился к Сталину. Цель заявления, которое было написано по просьбе Бухарина и Сталина, было ссылкой на отношение к нему Ильича, выгородить его несколько от нападок оппозиции. Последняя спекулировала на последнем письме В. И. к Сталину, где ставился вопрос о разрыве отношений с ним. Непосредственной причиной этого был личный момент - возмущение В. И. тем, что Сталин позволил себе грубо обойтись с Н. К. Этот личный только и преимущественно, как мне казалось тогда, мотив Зиновьев, Каменев и др. использовали в политических целях, в целях фракционных. Но в дальнейшем, взвешивая этот факт с рядом высказываний В. И., его политическим завещанием, а также всем поведением Сталина со времени, истекшем после смерти Ленина, его «политической» линией, я все больше стала выяснять себе действительное отношение Ильича к Сталину, в последнее время его жизни. Об этом я считаю своим долгом рассказать хотя бы кратко.

У В. И. было очень много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным. Я помню, как он скрывался в своей комнате, закрывал за собой дверь, когда в нашей квартире появлялся один служащий ВЦИКа, которого он не переваривал. Он точно боялся встретиться с ним, боялся, что ему не удастся сдержать себя и его действительное отношение к этому человеку проявится в резкой форме.

Тем более сдерживался он по отношению к товарищам, с которыми протекала его работа. Дело было для него на первом плане, личное он умел подчинять интересам дела и никогда это личное не выпирало и не превалировало у него.

Характерен в этом отношении случай с Троцким. На одном заседании ПБ Троцкий назвал Ильича «хулиганом». В. И. побледнел, как мел, но сдержался. «Кажется, кое у кого тут нервы пошаливают», что-то вроде этого сказал он на эту грубость Троцкого, по словам товарищей, которые передавали мне об этом случае. Симпатии к Троцкому и помимо того он не чувствовал - слишком много у этого человека было черт, которые необычайно затрудняли коллективную работу с ним. Но он был большим работником, способным человеком, и В. И., для которого, повторяю, дело было на первом плане, старался сохранить его для этого дела, сделать возможным дальнейшую совместную работу с ним. Чего ему это стоило - вопрос другой. Крайне трудно было поддерживать равновесие между Троцким и другими членами ПБ, особенно между Троцким и Сталиным. Оба они - люди крайне честолюбивые и нетерпимые. Личный момент у них перевешивает над интересами дела. И каковы отношения были у них еще в первые годы Советской власти видно из сохранившихся телеграмм Троцкого и Сталина с фронта к В. И.

Авторитет В. И. сдерживал их, не давал этой неприязни достигнуть тех размеров, которых она достигла после смерти В.И. Думаю, что по ряду причин отношение В.И. было не из хороших. Но и тут опять-таки сдерживал себя ради интересов дела.

Отношения В. И. к его ближайшим товарищам по работе, к членам ПБ, мне приходилось ближе наблюдать летом 1922 г. во время первой болезни В. И., когда я жила с ним вместе, почти не отлучаясь.

Еще до того я слышала о некотором недовольстве В. И. Сталиным. Мне рассказывали, что, узнав о болезни Мартова, В. И. просил Сталина послать ему денег. «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря», - сказал ему Ст(алин). В. И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Ст. Были ли другие поводы для недовольства им со стороны В. И. ? Очевидно, были. Шкловский рассказывал о письме к нему В. И. в Берлин, где в то время был Шк. По этому письму было видно, что под В. И., так сказать, подкапываются. Кто и как — это остается тайной.

Зимой 20-21, 21-22 г. В. И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоила его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он вероятно, кончит параличем и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Ст. обещал. Почему В. И. обратился с этой просьбой к Ст.? Потому что он знал его как человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.

С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Ст. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Ст. пробыл у В. И. действительно минут 5 не больше. И когда вышел от Ильича, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил его доставить ему яд, т. как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Ст. вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И., и Сталин вернулся снова к В. И. Он сказал ему, что, переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришло. В. И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: «Лукавите?» «Когда же Вы видели, чтобы я лукавил», - ответил ему Сталин. Они расстались и не виделись до тех пор, пока В. И. не стал поправляться и ему не были разрешены свидания с товарищами.

В это время Сталин бывал у него чаще других. Он приехал первым к В. И. Ильич встречал его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр. В этот и.дальнейшие приезды они говорили и о Троцком, говорили при мне, и видно было, что тут Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос о том, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатии. Такой же характер носило и предложение, сделанное Троцкому о том, чтобы ему быть заместителем Ленина по Совнаркому. В этот период к В. И. приезжал и Каменев, Бухарин, но Зиновьева не было ни разу, и насколько я знаю, В. И. ни разу не высказывал желания видеть его.

Вернувшись к работе осенью 1922 г., В. И. нередко по вечерам видался с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным в своем кабинете. Я старалась иногда по вечерам разводить их, напоминая запрещение врачей долго засиживаться. Они шутили и объясняли свои свидания просто беседой, а не деловыми разговорами.

Большое недовольство к Ст. вызвал у В. И. национальный, кавказский вопрос. Известна его переписка по этому поводу с Троцким. Видимо, В. И. был страшно возмущен и Сталиным, и Орджоникидзе, и Дзержинским. Этот вопрос сильно мучил В. И. во все время его дальнейшей болезни.

Тут-то и присоединился тот конфликт, который повел за собой письмо В. И. к Сталину от 5/III-23, которое я приведу ниже. Дело было так. Врачи настаивали, чтобы В. И. не говорили ничего о делах. Опасаться надо было больше всего того, чтобы В. И. не рассказала чего-либо Н. К., которая настолько привыкла делиться всем с ним, что иногда совершенно непроизвольно, не желая того, могла проговориться. Следить за тем, чтобы указанное запрещение врачей не нарушалось, ПБ поручило Сталину. И вот однажды узнав, очевид-видно, что до В. И. это не дойдет, стал указывать ей, чтобы она не говорила с В. И. о делах, а то, мол, он ее в ЦКК потянет. Н. К. этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр. Об этом выговоре она рассказала В. И. через несколько дней, прибавив, что они со Сталиным уже помирились. Сталин, действительно, звонил ей перед этим и, очевидно, старался сгладить неприятное впечатление, произведенное на Н.К. его выговором и угрозой. Но об этом же крике Ст. по телефону она рассказала Каменеву и Зиновьеву, упомянув, очевидно, и о кавказских делах. Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В. И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид: «Я сегодня всю ночь не спал», - сказал он мне. «За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь». Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.

Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. «А», - возразил В. И. «И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя». Ильич усмехнулся и промолчал. «Что же, - спросила я, - передать ему и от тебя привет?» «Передай», - ответил Ильич довольно холодно. «Но, Володя, - продолжала я, - он все же умный, Сталин». «Совсем он не умный», - ответил Ильич решительно и поморщившись. Продолжать разговора я не стала, а через несколько дней В. И. узнал, что о том, что Сталин грубо обошелся с Н. К., знают и Каменев, и Зиновьев, и с утра очень расстроенный попросил вызвать к себе стенографистку, спросив предварительно уехала ли уже Н. К. в Наркомпрос, на что ему ответили положительно. Пришла Володичева и В. И. продиктовал ей следующее письмо к Сталину:

«Строго секретно. Лично. Уважаемый товарищ Сталин. Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин». Записано М. В. 5/III-23 г.

Письмо это В. И. просил Володичеву отправить Сталину, не говоря о нем Н. К., а копию в запечатанном конверте передать мне.

Но, вернувшись домой, Н. К. по расстроенному виду В. И. поняла, что что-то неладно. И попросила Володичеву не посылать письма. Она, мол, сама поговорит со Сталиным и попросит его извиниться. Так передает Н. К. теперь, но мне сдается, что она не видала этого письма, и оно было послано Сталину, так как хотел В. И. Ответ Сталина несколько задержался, потом решили (д. б. врачи с Н. К.) не передавать его В. И., так как ему стало хуже, итак В. И. не узнал его ответа, в котором Сталин извинялся.

Но как В. И. не был раздражен Сталиным, одно я могу сказать с полной убежденностью. Слова его о том, что Сталин «вовсе не умен», были сказаны В. И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В. И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека. Об этом он так определенно сказал в своем политическом завещании, в характеристике ряда товарищей, которые он дал перед своей смертью и которые так и не дошли до партии, но об этом в другой раз».

ЦПА ИМЯ, ф. 14, оп. 1, д. 398, л. 1—8. — «Известия ЦК КПСС», 1989, № 12.

В развернувшейся после смерти В.И.Ленина внутрипартийной борьбе одним из ее элементов стали вопросы истории вообще и отношения участников этой борьбы с покойным вождем партии.

Начал это Л.Д.Троцкий в "Уроках Октября" - противопоставив такую тактику тактике административного наступления, которую осуществляла группа И.В.Сталина (в которую тогда входили его будущие союзники Зиновьев и Каменев).

Затем Зиновьев и Каменев подняли тему отношений Ленина и Сталина - ссылаясаь на последние, в том числе и личные письма Ленина (т.н. комплекс работ, вошедший в историю под названием "Завещание Ленина") - после того, как сами выпали из руководящей группы Партии, на что руководящая группа и среагировала.

Здесь без комментариев два документа - в которых сестра Ленина, Мария Ильинична Ульянова, касается этих вопросов. Публикаторы первого письма пишут, что оно было написано под диктовку Бухарина, который был тогда союзником Сталина, приводя в подтверждение этого черновик за подписью Бухарина.

Я все-таки был бы более осторожен насчет "под диктовку". Мария Ильинична была не тем человеком, которой кто-то мог диктовать.


«В ПРЕЗИДИУМ ОБЪЕДИНЕННОГО ПЛЕНУМА ЦК и ЦКК.

Оппозиционное меньшинство ЦК ведет за последнее время систематические нападки на т. Сталина, не останавливаясь даже перед утверждением о якобы разрыве Ленина со Сталиным в последние месяцы жизни В. И. В целях восстановления истины я считаю своей обязанностью сообщить товарищам в кратких словах об отношении Ленина к Сталину за период болезни В. И. *, когда я была неотлучно при нем и выполняла ряд его поручений.

В. И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В. И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г., В. И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.

Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичем речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел. Это т. Зиновьев хорошо знает и ссылаться на него было совершенно напрасно. Произошел этот инцидент благодаря тому, что Сталин, которому по требованию врачей было поручено Пленумом ЦК следить за тем, чтобы Ильичу в этот тяжелый период болезни не сообщали политических новостей, чтобы не взволновать его и не ухудшить его положения, отчитал его семейных за передачу такого рода новостей. Ильич, который случайно узнал об этом, - а такого рода режим оберегания его вообще всегда волновал, - в свою очередь отчитал Сталина. Т. Сталин извинился и этим инцидент был исчерпан. Нечего и говорить, что если бы Ильич не был в то время, как я указала, в очень тяжелом состоянии, он иначе реагировал бы на этот инцидент. Документы по поводу этого инцидента имеются и я могу по первому требованию ЦК предъявить их.

Я утверждаю таким образом, что все толки оппозиции об отношении В. И. к Сталину, совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими.

М. Ульянова.

* Я не буду касаться здесь времени, предшествующего его болезни, относительно которого у меня есть ряд доказательств проявления самого трогательного отношения В. И. к Сталину, о чем члены ЦК знают не менее меня".

ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 246, вып. IV, л. 104 — «Известия ЦК КПСС» 1989, № 12.

В личном архиве Ульяновой был обнаружен другой документ, который касается этого же вопроса - отношения Ленина и Сталина.

К сожалению, я не встретил датировку этого документа, но сама М.И.Ульянова умерла в 1937 году. Публикторы считали, что это часть неопубликованных воспоминаний о Ленине. Характерно, что данный документ не был уничтожен после смерти Марии Ильиничны, как можно было было бы предполагать из общепринятых (то есть либеральных) оценок той эпохи.

«В своем заявлении на пленуме ЦК я написала, что В. И. ценил Сталина. Это, конечно, верно. Сталин - крупный работник, хороший организатор. Но несомненно и то, что в этом заявлении я не сказала всей правды о том, как В. И. относился к Сталину. Цель заявления, которое было написано по просьбе Бухарина и Сталина, было ссылкой на отношение к нему Ильича, выгородить его несколько от нападок оппозиции. Последняя спекулировала на последнем письме В. И. к Сталину, где ставился вопрос о разрыве отношений с ним. Непосредственной причиной этого был личный момент - возмущение В. И. тем, что Сталин позволил себе грубо обойтись с Н. К. Этот личный только и преимущественно, как мне казалось тогда, мотив Зиновьев, Каменев и др. использовали в политических целях, в целях фракционных. Но в дальнейшем, взвешивая этот факт с рядом высказываний В. И., его политическим завещанием, а также всем поведением Сталина со времени, истекшем после смерти Ленина, его «политической» линией, я все больше стала выяснять себе действительное отношение Ильича к Сталину, в последнее время его жизни. Об этом я считаю своим долгом рассказать хотя бы кратко.

У В. И. было очень много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным. Я помню, как он скрывался в своей комнате, закрывал за собой дверь, когда в нашей квартире появлялся один служащий ВЦИКа, которого он не переваривал. Он точно боялся встретиться с ним, боялся, что ему не удастся сдержать себя и его действительное отношение к этому человеку проявится в резкой форме.

Тем более сдерживался он по отношению к товарищам, с которыми протекала его работа. Дело было для него на первом плане, личное он умел подчинять интересам дела и никогда это личное не выпирало и не превалировало у него.

Характерен в этом отношении случай с Троцким. На одном заседании ПБ Троцкий назвал Ильича «хулиганом». В. И. побледнел, как мел, но сдержался. «Кажется, кое у кого тут нервы пошаливают», что-то вроде этого сказал он на эту грубость Троцкого, по словам товарищей, которые передавали мне об этом случае. Симпатии к Троцкому и помимо того он не чувствовал - слишком много у этого человека было черт, которые необычайно затрудняли коллективную работу с ним. Но он был большим работником, способным человеком, и В. И., для которого, повторяю, дело было на первом плане, старался сохранить его для этого дела, сделать возможным дальнейшую совместную работу с ним. Чего ему это стоило - вопрос другой. Крайне трудно было поддерживать равновесие между Троцким и другими членами ПБ, особенно между Троцким и Сталиным. Оба они - люди крайне честолюбивые и нетерпимые. Личный момент у них перевешивает над интересами дела. И каковы отношения были у них еще в первые годы Советской власти видно из сохранившихся телеграмм Троцкого и Сталина с фронта к В. И.

Авторитет В. И. сдерживал их, не давал этой неприязни достигнуть тех размеров, которых она достигла после смерти В.И. Думаю, что по ряду причин отношение В.И. было не из хороших. Но и тут опять-таки сдерживал себя ради интересов дела.

Отношения В. И. к его ближайшим товарищам по работе, к членам ПБ, мне приходилось ближе наблюдать летом 1922 г. во время первой болезни В. И., когда я жила с ним вместе, почти не отлучаясь.

Еще до того я слышала о некотором недовольстве В. И. Сталиным. Мне рассказывали, что, узнав о болезни Мартова, В. И. просил Сталина послать ему денег. «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря», - сказал ему Ст(алин). В. И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Ст. Были ли другие поводы для недовольства им со стороны В. И. ? Очевидно, были. Шкловский рассказывал о письме к нему В. И. в Берлин, где в то время был Шк. По этому письму было видно, что под В. И., так сказать, подкапываются. Кто и как — это остается тайной.

Зимой 20-21, 21-22 г. В. И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоила его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он вероятно, кончит параличем и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Ст. обещал. Почему В. И. обратился с этой просьбой к Ст.? Потому что он знал его как человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.

С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Ст. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Ст. пробыл у В. И. действительно минут 5 не больше. И когда вышел от Ильича, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил его доставить ему яд, т. как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Ст. вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И., и Сталин вернулся снова к В. И. Он сказал ему, что, переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришло. В. И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: «Лукавите?» «Когда же Вы видели, чтобы я лукавил», - ответил ему Сталин. Они расстались и не виделись до тех пор, пока В. И. не стал поправляться и ему не были разрешены свидания с товарищами.

В это время Сталин бывал у него чаще других. Он приехал первым к В. И. Ильич встречал его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр. В этот и.дальнейшие приезды они говорили и о Троцком, говорили при мне, и видно было, что тут Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос о том, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатии. Такой же характер носило и предложение, сделанное Троцкому о том, чтобы ему быть заместителем Ленина по Совнаркому. В этот период к В. И. приезжал и Каменев, Бухарин, но Зиновьева не было ни разу, и насколько я знаю, В. И. ни разу не высказывал желания видеть его.

Вернувшись к работе осенью 1922 г., В. И. нередко по вечерам видался с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным в своем кабинете. Я старалась иногда по вечерам разводить их, напоминая запрещение врачей долго засиживаться. Они шутили и объясняли свои свидания просто беседой, а не деловыми разговорами.

Большое недовольство к Ст. вызвал у В. И. национальный, кавказский вопрос. Известна его переписка по этому поводу с Троцким. Видимо, В. И. был страшно возмущен и Сталиным, и Орджоникидзе, и Дзержинским. Этот вопрос сильно мучил В. И. во все время его дальнейшей болезни.

Тут-то и присоединился тот конфликт, который повел за собой письмо В. И. к Сталину от 5/III-23, которое я приведу ниже. Дело было так. Врачи настаивали, чтобы В. И. не говорили ничего о делах. Опасаться надо было больше всего того, чтобы В. И. не рассказала чего-либо Н. К., которая настолько привыкла делиться всем с ним, что иногда совершенно непроизвольно, не желая того, могла проговориться. Следить за тем, чтобы указанное запрещение врачей не нарушалось, ПБ поручило Сталину. И вот однажды узнав, очевид-видно, что до В. И. это не дойдет, стал указывать ей, чтобы она не говорила с В. И. о делах, а то, мол, он ее в ЦКК потянет. Н. К. этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр. Об этом выговоре она рассказала В. И. через несколько дней, прибавив, что они со Сталиным уже помирились. Сталин, действительно, звонил ей перед этим и, очевидно, старался сгладить неприятное впечатление, произведенное на Н.К. его выговором и угрозой. Но об этом же крике Ст. по телефону она рассказала Каменеву и Зиновьеву, упомянув, очевидно, и о кавказских делах. Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В. И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид: «Я сегодня всю ночь не спал», - сказал он мне. «За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь». Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.

Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. «А», - возразил В. И. «И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя». Ильич усмехнулся и промолчал. «Что же, - спросила я, - передать ему и от тебя привет?» «Передай», - ответил Ильич довольно холодно. «Но, Володя, - продолжала я, - он все же умный, Сталин». «Совсем он не умный», - ответил Ильич решительно и поморщившись. Продолжать разговора я не стала, а через несколько дней В. И. узнал, что о том, что Сталин грубо обошелся с Н. К., знают и Каменев, и Зиновьев, и с утра очень расстроенный попросил вызвать к себе стенографистку, спросив предварительно уехала ли уже Н. К. в Наркомпрос, на что ему ответили положительно. Пришла Володичева и В. И. продиктовал ей следующее письмо к Сталину:

«Строго секретно. Лично. Уважаемый товарищ Сталин. Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин». Записано М. В. 5/III-23 г.

Письмо это В. И. просил Володичеву отправить Сталину, не говоря о нем Н. К., а копию в запечатанном конверте передать мне.

Но, вернувшись домой, Н. К. по расстроенному виду В. И. поняла, что что-то неладно. И попросила Володичеву не посылать письма. Она, мол, сама поговорит со Сталиным и попросит его извиниться. Так передает Н. К. теперь, но мне сдается, что она не видала этого письма, и оно было послано Сталину, так как хотел В. И. Ответ Сталина несколько задержался, потом решили (д. б. врачи с Н. К.) не передавать его В. И., так как ему стало хуже, итак В. И. не узнал его ответа, в котором Сталин извинялся.

Но как В. И. не был раздражен Сталиным, одно я могу сказать с полной убежденностью. Слова его о том, что Сталин «вовсе не умен», были сказаны В. И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В. И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека. Об этом он так определенно сказал в своем политическом завещании, в характеристике ряда товарищей, которые он дал перед своей смертью и которые так и не дошли до партии, но об этом в другой раз».

ЦПА ИМЯ, ф. 14, оп. 1, д. 398, л. 1—8. — «Известия ЦК КПСС», 1989, № 12.

Понятие борьбы за наследие Ульянова нужно понимать в широком смысле. В свое время Сталин прошел довольно жесткий отбор среди остальных кандидатов, чтобы стать приемником самого Ленина. Он во что бы то ни стало хотел стать руководителем большого государства. Однако только соперничеством за статус ученика дело не заканчивается. Отношения выходят далеко за личные рамки. Амбиции, мотивы и претензии, несомненно, сыграли очень важную роль в событиях, которые непосредственно связанны с личностью Ленина. Ожесточенная схватка разворачивалась чуть ли не возле умирающего большевика.

В свое время Сталин прошел довольно жесткий отбор, чтобы стать приемником самого Ленина // Фото: donetsk.kp.ru

Борьба за власть

Предметом основной борьбы была не только вожделенная должность. Тот человек, который бы занял пост, направил бы страну по курсу на свое усмотрение. На кону были не просто судьбы некоторых политических фигур, но и судьба страны в целом. И было абсолютно не понятно до последнего момента какое же направление возьмет страна и в чьих руках она окажется. Именно из-за этого на политической арене развернулась нешуточная схватка.

Если говорить простым языком, то противостояние было между двумя диаметрально противоположными политическими течениями. Эти течения четко обозначились еще в самом начале борьбы. Первая отличалась максимальной продуманностью действий, решительностью и последовательностью. Ее возглавлял Сталин. Он в качестве основной целы избрал разностороннее развитие государства, укрепление его позиций в мировом сообществе. Он хотел превратить страну в настолько сильную, чтобы она могла выйти победителем в любой жестокой схватке. Для него не имело значения что бы это было: внешний агрессор или же внутренняя контрреволюция. Подобную линию можно назвать стратегией творения страны.

Вторую линию гнул Лев Троцкий. Он видел в качестве основной задачи вовсе не внутреннее развитие. Оно ему казалось довольно бесперспективным в построении капиталистического общества. Троцкий считал, что подобные действия приведут ни к чему иному, как к революционным движениям. Если всмотреться поглубже в данную стратегию, то можно понять, что Лев и его соратники не рассматривали вообще существование Советских властей.


Вторую линию гнул Лев Троцкий // Фото: news.tj

Отношение Ленина к Сталину

Ленин, даже несмотря на некоторые нюансы, все же свое предпочтение отдавал Сталину. Тот был упрям в своих действиях, обладал хитростью и цепкость. Однако, Ленин не считал данные качества основными при правлении государством. Вождь видел в молодом и амбициозном политике исключительно революционера. Теория для Ленина была основополагающим фактором при правлении. Сталин же был далеко не теоретик. Вплоть до 1924 года он даже не предъявлял претензий на данный статус. В узких кругах Сталина считали человеком с довольно слабой теоретической подготовкой для управления страны. Он абсолютно не был знаком с Западными странами. Не знал ни одного языка помимо русского и родного грузинского.

Во время обсуждения проблем, касающихся рабочего движения, Сталин никогда не участвовал. Кроме того, он не был хорошим оратором или писателем. Его мысли можно было назвать осторожными, однако они были немного наивными. Кроме того, в словах он делал довольно грубые ошибки. Ленин считал, что Сталин будет полезен исключительно административном аппарате.

Ленин несмотря на то, что сам был ригористом революционной морали все же относился с некоторой брезгливостью к идеалистическому морализированию. В отношении правил, которые были необходимы для построения нового общества и успешной революции у Ленина не наблюдалось ни грамма педантства или чопорности.


Сталин не был хорошим оратором // Фото: detectivebooks.ru


Ленин очень хорошо чувствовал людей и относился к ним так, как они того заслуживали. Однако, в отдельных случаях он сочетал недостатки людей с их достоинствами. При этом тщательно следил за тем, что из этого выходит. Он отлично понимал, что времена, как и сами люди, постоянно меняются. Ленин обладал таким даром политического деятеля, благодаря которому его партия смога подняться из самых низов на вершину иерархии.

Ленин довольно тесно в последние годы своей жизни общался со Сталиным. В результате он выявил ряд особенностей этого человека, которые указал в своем завещании. Там Владимир Ильич отметил, что Иосиф Виссарионович тот человек, который способен злоупотреблять своей властью. А также он является человеком, который недостойно лоялен к окружающим.

Ленин же в отличие от Сталина был не только практиком, но и превосходным теоретиком. Он был неусыпным стражем нравственных основ революционной диктатуры. Если ему попадался человек, который хотя-бы намекал на использование власти в личных целях, то его глазах загорались гневные огоньки. Даже учитывая этот фактор, который Сталин прекрасно видел, он продолжал пользоваться основами диктатуры для вербовки нужных ему людей. Когда Сталин занял пост генерального секретаря, то стал настоящей кладезю благ. Но подобные длилось очень короткое время, потому как в этом всем был заложен источник неминуемого конфликта. Ленин очень быстро утратил доверие к Сталину.

Стоит сказать - политика настойчива: она умеет заставить служить себе и тех, кᴏᴛᴏᴩые

демонстративно поворачиваются к ней

спиною. Людвиг пишет: "Сталин страстно следовал за Лениным до его

смерти". В случае если бы эта фраза выражала исключительно факт огромного влияния Ленина на

его учеников, включая и Сталина, возражать не было бы основания. Но Людвиг

хочет сказать нечто большее. Он хочет отметить исключительную близость к

учителю именно данного ученика. В качестве особенно ценного свидетельства

Людвиг приводит при ϶ᴛᴏм слова самого Сталина: "Я только ученик Ленина, и

моя цель быть достойным его учеником". Плохо, если профессиональный психолог

некритически оперирует с банальной фразой, условная скромность кᴏᴛᴏᴩой не

заключает в себе ни атома интимного содержания. Людвиг становится здесь

просто проводником официальной легенды, созданной за самые последние годы.

Вряд ли он при ϶ᴛᴏм хоть в отдаленной степени представляет себе те

противоречия, в кᴏᴛᴏᴩые его заводит безразличие к фактам. В случае если Сталин

действительно "следовал за Лениным до его смерти", чем объяснить в таком

случае, что последним документом, продиктованным Лениным накануне второго

удара, было коротенькое письмо Сталину, всего из нескольких строк, о

прекращении с ним всяких личных и товарищеских отношений? Единственный в

ϲʙᴏем роде случай в жизни Ленина, резкий разрыв с одним из близких

сотрудников, должен был иметь очень серьезные психологические причины и

являлся бы, по меньшей мере, непонятным в отношении ученика, кᴏᴛᴏᴩый

"страстно" следовал за учителем до конца. При этом, от Людвига мы об ϶ᴛᴏм не

слышим ни слова.

Когда письмо Ленина о разрыве со Сталиным стало широко известно

на верхах партии уже после распада тройки, Сталин и его ближайшие друзья не

нашли другого выхода, кроме все той же версии о невменяемом состоянии

Ленина. На самом деле Завещание, как и письмо о разрыве, повествовалось в те

месяцы (декабрь 1922 -- начало марта 1923), в течение кᴏᴛᴏᴩых Ленин, в ряде

программных статей, дал партии наиболее зрелые плоды ϲʙᴏей мысли. Разрыв со

Сталиным не упал с ясного неба: он вытекал из долгого ряда предшествующих

конфликтов принципиального и практического характера, и он трагически

освещает всю остроту данных конфликтов.

Ленин, несомненно, высоко ценил известные черты Сталина. Твердость

характера, цепкость, упорство, даже беспощадность и хитрость,-- качества,

необходимые в войне, следовательно, и в ее штабе. Но Ленин вовсе не считал,

что данные данные, хотя бы и в исключительном масштабе, достаточны для

руководства партией и государством. Ленин видел в Сталине революционера, но

не политика большого стиля. Значение теории для политической борьбы стояло в

глазах Ленина слишком высоко. А Сталина никто не считал теоретиком, и сам он

до 1924 г. не изъявлял никогда претец-

зий на ϶ᴛᴏ звание. Наоборот, его слабая теоретическая подготовка была

слишком известна в тесном кругу. Сталин не знаком с Западом, не знает ни

одного иностранного языка. При обсуждении проблем мирового рабочего движения

он никогда не привлекался. Сталин не был, наконец,-- ϶ᴛᴏ менее важно, но не

лишено все же значения,-- ни писателем, ни оратором в собственном смысле

слова. Статьи его, несмотря на всю осторожность автора, кишат не только

теоретическими несообразностями и наивностями, но и грубыми погрешностями

против русского языка. Ценность Сталина в глазах Ленина почти исчерпывалась

областью партийного администрирования и аппаратного маневрирования. Но и

здесь Ленин вносил существенные оговорки, чрезвычайно возросшие в последний

К идеалистическому морализированию Ленин относился с брезгливостью. Но

϶ᴛᴏ совсем не мешало ему быть ригористом революционной морали, т. е. тех

правил поведения, кᴏᴛᴏᴩые он считал необходимыми для успеха революции и

построения нового общества. В ригоризме Ленина, естественно и ϲʙᴏбодно

вытекавшем из его натуры, не было и капли педантства, ханжества или

чопорности. Стоит заметить, что он слишком хорошо понимал людей и брал их такими, как они есть.

Недостатки одних он сочетал с достоинствами, иногда и с недостатками других,

не переставая зорко следить за тем, что из ϶ᴛᴏго выходит. Он хорошо знал к

тому же, что времена меняются, и мы вместе с ними. Партия из подполья одним

взмахом поднялась на вершину власти. Это создавало для каждого из старых

революционеров небывало резкую перемену в личном положении и во

взаимоотношениях с другими людьми. То, что Ленин открыл у Сталина в данных

новых условиях, он осторожно, но внятно отметил в Завещании: недостаток

лояльности и склонность злоупотреблять властью. Людвиг прошел мимо данных

намеков. Между тем именно в них нужно видеть ключ к отношениям между Лениным

и Сталиным в последний период.

Ленин был не только теоретиком и практиком революционной диктатуры, но

и зорким стражем ее нравственных основ. Отметим, что каждый намек на использование власти

в личных видах вызывал грозные огоньки в его глазах. "Чем же ϶ᴛᴏ лучше

буржуазного парламентаризма?" -- спрашивал он, чтоб ярче выразить душившее

его возмущение, и прибавлял нередко по адресу парламентаризма одно из ϲʙᴏих

сочных определений. Между тем Сталин, чем дальше, тем шире и тем

неразборчивее, пользовался заложенными в революционной диктатуре

возможностями для вербовки лично ему обязанных и преданных людей. В качестве

генерального секретаря он стал раздатчиком милостей и благ. Здесь заложен

был источник неизбежного конфликта. Ленин постепенно утратил к Сталину

нравственное доверие. В случае если понять

϶ᴛᴏт основной факт, то все частные эпизоды последнего периода

расположатся как следует и дадут действительную, а не фальшивую картину

отношений Ленина к Сталину.